Иоанна Хмелевская - ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]

И вспомнила. Ну конечно же, Кася говорила мне что-то о Кубяке…

И я крикнула Аните в трубку:

— А, вспомнила! Так что же ты знаешь о Кубяке?

— По образованию экономист и юрист, вроде бы производит расчёты, организует кредиты, оформляет самые разные денежные документы. Надеюсь, понимаешь, что я лично его услугами не пользовалась. И знает все обо всех, потому что клиентов у него прорва, все только с ним желают иметь дело.

— Почему?

— Потому что чрезвычайно информированный специалист. Всегда в курсе того, кто может дать кредиты и, наоборот, кому можно дать деньги в долг, кто блефует, строя из себя богатея, а у кого и в самом деле имеются серьёзные гарантии, скрытые от глаз людских и налоговой инспекции. И нет таких тайных счётов в банке любой страны мира, о которых он бы не знал. А главное, обеспечена тайна вклада… ну прямо как в швейцарских банках. На него можно положиться, словечка лишнего не проронит. Давно начал и теперь пользуется таким кредитом доверия, как редко кто. Трупский же — я тебе, впрочем, говорила — пытался куда можно и нельзя нахально пролезть, втиснуться, так что, полагаю, был очень для Кубяка неудобным конкурентом и обстоятельством, ну как чирей на заднице. Так что, скорее всего, он Кубяка достал и тот решился наконец от этого чирья избавиться.

Подумав, и я согласилась — мог, и поинтересовалась, брал ли какой процент Кубяк за свои услуги?

— А ты бы поверила, скажи я тебе — нет, не брал? — фыркнула в трубку Анита. — Дескать, такой альтруист-космополит, мечтающий живьём попасть в рай господний.

— Но ведь он же отличный экономист, специалист высшего класса, к тому же и практикующий юрист. Не должен такой человек сам заниматься мокрой работой!

— Да почему сам? Наверняка у него хватило ума и ловкости организовать все по первому разряду. К тому же располагая полной информацией.

— Знаешь, я бы предпочла, чтобы ты все это рассказала полиции.

— Какой полиции?

— Хотя бы датской.

Моё предложение явно не пришлось Аните по вкусу, и она с ехидством произнесла:

— А такую мелочь, что в настоящее время я нахожусь в Гамбурге, ты не учитываешь?

— Но ведь в Данию возвращаться намерена?

— Намерена, разумеется.

— Так по возвращении и расскажи.

— Да какое дело датской полиции до какого-то польского прохиндея Кубяка?

— Как это какое? Он же преступник.

— С чего ты это взяла? Обыкновенный легальный экономист, высококлассный специалист. И никто не в состоянии ему инкриминировать тот факт, что имеет свободный доступ в компьютеры всех банков мира и вполне легальное прикрытие. Да на фиг он датской полиции?

— Погоди, она же тебя уже допрашивала, значит, интересуется.

— Кто допрашивал?

— Да датская же полиция!

— Какая полиция?!

В раздражении я механически попыталась отодрать засохший побег аспарагуса, но лишь сломала ноготь. И в десятый раз прокричала в трубку:

— Датская, ну сколько можно повторять? Не польская же, она бы не успела, ты тогда сразу уехала в Данию.

И услышала поразивший меня ответ. Спокойно, чётко, отделяя каждое слово, Анита заявила:

— Никакая полиция никакого государства ни одного слова мне не говорила, слышишь? Разве что французская, оштрафовав за не правильную парковку. И все сказанное по телефону тогда и сейчас я говорю лишь тебе, поняла? Только тебе! Надеясь, что куда-нибудь сгодится, и ожидая взамен тоже получить интересующую меня информацию, как мы это с тобой уже не раз делали.

— Езус-Мария! — в ужасе простонала я.

— Что-то не так? — поинтересовалась Анита.

— Не так! Все не так! Вот теперь я вообще перестала что-либо понимать и придётся разбираться. Чует моё сердце — допустила какую-то ужасную ошибку. А ты и в самом деле уверена, что не давала никаких показаний датской полиции по запросу польских властей?

— Разве что в невменяемом состоянии, но могу тебе поклясться, что за все это время ни разу не напивалась до бесчувствия. Да и не только за последнее время, такое лишь в молодости со мной случалось.

— И уверена, что никому, кроме меня, ничего не рассказывала?

— Никому, провалиться мне на этом месте. Вот расспрашивать — расспрашивала, не отрекаюсь, но очень осторожно, ну да ты меня знаешь. И кое о чем вспоминала… Надеюсь, ты меня не считаешь кретинкой?

Нет, кого-кого, а уж Аниту я кретинкой сроду не считала. Сумасбродной была, выкинуть какой-нибудь неожиданный фортель могла, но в уме ей не откажешь. И все же в данном конкретном случае у меня так отчаянно не сходились концы с концами, что я просто всей шкурой ощущала, как напряжение повисло в воздухе.

Постаралась взять себя в руки и внутренне собраться.

— Да воздаст тебе господь за Кубяка, — поблагодарила я подругу. — И за Трупского. Чем все это закончится, пока не знаю, мне надо хорошенько подумать. Нутром чую — что-то непонятное закрутилось под моей крышей.

— Ты имеешь в виду анатомию или архитектуру?

— И то, и другое.

— Если что-то серьёзное, я первая должна узнать. Ты просто обязана обо всем рассказать в первую очередь мне!

— Да я бы тебе уже сейчас рассказала о том, как был обнаружен труп Красавчика Коти, если бы не сумбур в голове, так что придётся немного подождать. А когда буду в состоянии изложить всю запутанную историю, в подробностях и отдельными кусками, обязательно это сделаю и даже проконсультируюсь с тобой, только вот как тебя отловить? Куда тебя опять черти понесут?

Анита охотно поделилась своими планами на ближайшее время:

— Сейчас я немного побуду в Копенгагене… ладно, так и быть, запиши тайный номер моего сотового. Только три человека его знают, ты будешь четвёртой.

Драгоценный номер Анитиного телефона я записала на полях телевизионной программы, первом обрывке бумаги, подвернувшемся под руку.

Анита отключилась, я же вернулась к Марте вконец замороченная…

Марта тоже после своего разговора по телефону была так взволнована, что у неё тряслись руки и она никак не могла попасть своим мобильником в отведённое ему отделение сумки.

— Что в твоей квартире такое завелось? — раздражённо поинтересовалась она. — Какие флюиды, излучения или ещё похуже — мистические явления?

— Когда-то, очень давно, завелись клопы. Но не мои, соседские, и от них я давно избавилась. К тому же не мистические и не метафизические, а самые обыкновенные. Опять что-то стряслось? Погоди, принесу пиво, мне тоже не мешает успокоиться. Испытать такое потрясение…

— Потрясение испытала я, а не ты, — возразила Марта.

— У тебя привилегия на потрясения? — поинтересовалась я на полпути в кухню. — А другим нельзя? Говори сразу, кто звонил.

— Доминик.

— Понятно, — презрительно отмахнулась я, вернувшись с банкой пива и стаканами. — Ему срочно понадобилась плевательница?

— Какая там плевательница! — даже не обиделась Марта. — Дай хлебнуть пивка, я не совсем поняла… Ему, видите ли, не даёт покоя полиция, а все из-за проклятого пожара и кражи на телевидении. Заявляют — «кража со взломом», так это у них называется. А на телевидении никакого взлома не было, просто кто-то свистнул кассеты с пожаром, так они пристали к Доминику с ножом к горлу: кто украл и что ему об этом известно. А ему ничегошеньки не известно, и все это из-за меня, и откуда я знаю некоего Грохольского, и вообще, как мы могли предвидеть, что именно там дом загорится? Так если у меня самой крыша поехала — нечего других грузить, заявил, теперь по моей вине у несчастного ни минуты покоя. Тем более что полиция и ему самому не верит: как можно, находясь в соседнем номере, не слышать в ночной тишине того, что происходило рядом? А он не слышал, и все тут! Полиция вцепилась в него мёртвой хваткой. Сначала показания выколачивала, потом требовала вернуть кассеты с пожаром, а теперь и вовсе обнаглела: совала под нос фото какой-то страшной рожи и велела сказать, кто такой. А он сроду ни с какими страшными рожами не водился. И с какой стати он, Доминик, должен что-то знать о Ящере Збине, терпеть не может этого типа и держится от него на расстоянии, да и тот ему в друзья не набивается. Почему о Ящере не расспросят Пуха, а все лезут к нему? Он больше так не выдержит и никогда мне не простит…

Я остановила разогнавшуюся Марту:

— А помедленнее нельзя? Я за тобой не поспеваю.

— Это ты за Домиником не поспеваешь, — крикнула Марта, — это он свалил все в кучу, аж заикался от спешки и злости. И ещё сказал — будут допрашивать нас всех: и меня, и Павла, и Кайтека.

— Езус-Мария! — простонала я и отхлебнула пива, явственно ощущая нараставшие на мне килограммы.

Марта молчала и ждала от меня разъяснений, я же пока не могла упорядочить сумбур в голове. Чувствовала лишь, что он начинает принимать какую-то странную форму.

— А на кой тебе понадобились мои старые клопы?

Марта поперхнулась пивом.

— Иоанна, хоть ты не издевайся надо мной! Хочешь совсем добить?